Вступ. философия с 2003/13. Философия Просвещения: темы, идеи, проблемы, представители
Если рассматривать Просвещение как этап истории философской мысли, то мы вынуждены будем признать, что он не был богат яр открытиями, принципиально новаторскими идеями. Филосо-просветители восприняли и развили наследие своих великих предшественников XVII в. Их воззрения на природу опирались на физику Декарта и Ньютона, метафизику Спинозы, гносеология — на локковский сенсуализм, социальная философия — на доктрины Гоббса и Локка. И все же эта философия оригинальна и даже уникаль. Она оказала грандиозное влияние на умы современников, изме мировоззрение общества и стала прелюдией к тем грандиоз преобразованиям, в результате которых родилась современная западная цивилизация.
Уподобление знания свету, а невежества тьме относится к числу древнейших метафор культуры. Просветителями всегда называли тех, кто несет людям новое знание, обучает и воспитывает. Просвещением же с большой буквы называется культурное движение, охватившее в XVIII в. все страны Европы, Северную, а отчасти и Южную Америку и ставшее важной вехой в духовной истории западного мира. Филосо в культуре Просвещения играла столь важную роль, что понятия «просветитель» и «философ» считались синонимами. Человек *мог быть математиком, врачом, свободным литератором, государственным чиновником, но его называли философом, если он был просветителем, то есть критически мыслящим человеком.
Вспомним, что под знаком критики зарождалась философия Но времени; ее родоначальники Бэкон и Декарт задумали построить заново всеобъемлющую картину мира взамен традиционной религи, не беря из прошлого ничего готового, но всё подвергая кри — сомнению и проверке опытом и разумом. Философы Просве подвергли критике не только устаревшие знания, но и устарев общественные порядки. Методологическая установка Декарта «доверяй только своему разуму» превратилась в призыв, обращенный к современникам. Кант, не разделявший воззрений просветителей, су все же воздать им должное, определив Просвещение как «совер человечества», а последнее — как умение пользоваться своим собственным рассудком. Не умеющий или не желающий мыс самостоятельно отказывается от того, что составляет привилегию и даже обязанность человека, и низводят себя до уровня ребенка или домашнего животного. «Имейте мужество пользоваться своим собст умом» — вот истинный девиз Просвещения согласно Канту.
Свою классическую форму культура Просвещения обрела во Франции. Вольтер (Франсуа Мари Ариэ), Шарль Луи Монтескье, Дени Дидро, Жан Лерон д’Аламбер, Жюльен Офрен де Ламетри, Жан-Жак Руссо, Поль Анри Гольбах, Клод Адриан Гельвеции, Мельхиор Гримм -вот только некоторые, самые известные имена из блестящей когорты французских просветителей. Это люди, которые имели мужество пользоваться своим собственным умом открыто, публично в стране, которая оставалась одним из самых крепких оплотов средневековья в Европе. Здесь король мог сказать: «Государство — это я», поскольку уже около ста лет не собирались Генеральные штаты (собрание пред дворянства), а буржуазия, игравшая все более заметную роль в экономике страны, вообще не имела политических прав. Не имело их и крестьянство (23 из 25 млн чел. населения страны). Като церковь, устоявшая перед натиском Реформации, приговари к галерам, порола и даже казнила протестантов. Всякое печатное и устное слово подвергалось цензуре, парижский парламент запрещал и одну за другой сжигал книги передовых мыслителей. Крестьяне ни и вымирали от «народной болезни» (так называли голод дистрофию). «Мы приближаемся к эпохе кризиса, к веку револю», — писал Руссо в 1767 г. Прежде чем началась Великая французская революция, она совершилась в умах людей. Вначале было слово… Философы говорили о революции как о крайне опасной и крайне нежелательной перспективе, но вольно или невольно они готовили Францию к штурму Бастилии. Просвещение свидетельствует, что сло философа способно иной раз превращаться в дело. Явление доста редкое для истории философской мысли.
Просвещение объединило людей разнообразных философских взглядов и политических убеждений, среди них встречаются материа, деисты, скептики, пантеисты, сторонники просвещенного аб и республиканцы, воинствующие безбожники и последова «естественной религии». Внутри Просвещения никогда не стиха полемика. Но как бы ни были велики разногласия между филосо, их: воззрения имели общую идейную платформу, формирова в русле единого мировоззрения и стиля. Они были едины по крайней мере в следующем.
• В своей оппозиционности к официальной Франции. Сущест в стране порядки расценивались ими как неразумные, неспра и безнравственные. Гегель, характеризуя эту эпоху, говорил об «отчуждении» мира образованных людей от мира действительно. «Чужие» в своей стране, просветители смотрели на нее как бы глазами иностранцев, (это породило своеобразный литературный при, использованный, например, в «Персидских письмах» Монтескье и в «Простодушном» Вольтера). В глазах ретроградов эти «чужаки» бы «опасной сектой», врагами христианства, добрых нравов и властей.
• Они считали свое время переломной эпохой («Нация начинает мыслить» — говорил Вольтер; «Наука идет вперед семимильными ша», — радовался Дидро) и с оптимизмом смотрели в будущее, где им грезился «век триумфа философии», «царство разума», которое принесет счастье и благоденствие человечеству.
• Философы верили, что история возложила на них особую мис — распространять и пропагандировать научные знания. Эта вера от их от мыслителей XVII в. и делала просветителями. Влюбленные в науку, они были убеждены в ее всемогуществе и все свои рассуждения о прогрессе строили на этих предпосылках. Следуя бэконовскому «зна — сила», просветители ратовали за практическое применение науки для использования богатств природы, совершенствования правопорядка и государственного правления, улучшения нравов. Один только Руссо,, отказывайся видеть в науке силу, способствующую добродетели и общественной справедливости, и не присоединился к общему кредо просветителей: «Все благо — от знания, все зло — от невежества».
Задача, поставленная просветителями, определила форму их фи сочинений: это были не только традиционные для Нового времени объемные трактаты, но и философские диалоги, романы, памфлеты, драмы и комедии, стихи. Это была популярная литература, переводившая сложные философские абстракции на язык здравого смысла и делавшая их доступными для среднего читателя.
Никакой организации, которая объединяла бы философов и при их деятельности планомерный характер, не существовало. Все они были очень дружны (взаимная ненависть Вольтера и Руссо — осо случай), встречались и беседовали в парижских салонах и заго домах Гольбаха и Гельвеция — наиболее состоятельных людей своего круга. Случилось так, что более двух десятилетий их: объединя и общее дело — издание «Энциклопедии, или Толкового словаря на, искусств и ремесел». Любая энциклопедия — это всего лишь акаде справочное издание, состоящее? из статей на различные те, расположенные в алфавитном порядке. Однако получив заказ от издателя, редакторы Дидро и д’Аламбер сумели поставить дело таким образом, что академический труд превратился в грандиозное просве мероприятие, глубоко повлиявшее на всех образованных европейцев. В предисловии, написанном Дидро и ставшим своеобраз манифестом культуры Просвещения, говорилось, что цель Эн — «объединить знания, рассеянные по поверхности зем, изложить их в общей системе для людей, с которыми мы живем, и передать их людям, которые придут за нами: дабы труды минувших веков не были бесполезны для веков грядущих, дабы наши потомки, став образованнее, стали также добродетельнее и счастливее „ чтобы мы могли умереть с сознанием исполненного перед человечеством долга“. Авторами Энциклопедии стали самые выдающиеся ученые, писатели, художники, архитекторы и философы „века разума“. Сразу после выхода в свет первого тома в 1751 г. в обществе разразилась бу. Против издания, враждебного алтарю и трону, печаталось огром количество памфлетов, брошюр и статей, назначались следствен комиссии, издание неоднократно завещалось Королевским сове, а затем возобновлялось. С 1759 по 1765 гг. Энциклопедия публи нелегально и совершенно анонимно. Многие сотрудники, не выдерживая травли, оставляли работу. И все же дело было доведено до конца: свет увидели 23 увесистых тома по 950 страниц каждый, к которым прилагались 12 томов таблиц, чертежей и рисунков и тома с указателями. Нужно воздать должное мужеству энциклопедистов и дипломатическому таланту издателей, умело использовавших свои связи при дворе. У энциклопедистов было много сочувствующих и во Франции, и по всей Европе, а гонения только увеличивал�
Философские воззрения просветителей достаточно трудно свести в цельную систему. Спектр её интересов был чрезвычайно широким: это и натурфилософия, и гносеология, и антропология, и этика, и эсте, и социология. По каждой из проблем, как уже отмечалось, вы весьма разноречивые суждения. Кроме того, для мыслите просвещенного века оказался неприемлемым „дух систем“ ХУП в. Выступив против глобальных метафизических концепций Декарта, Спинозы и Лейбница, они намеренно стремились к „антисистемно“, „антиметодичности“, излагая свои идеи фрагментарно и даже беспорядочно. Исключением является, пожалуй, только Гольбах, обобщивший воззрения своей эпохи и изложивший их в книге, кото так я называется „Система природы“. Логика построения этой книги, очевидно, отражает и общую логику просветительского миро. Его ядром является философская антропология. Философия природы выступает общим основанием для рассуждений о человеке как природном существе. А философия человека, в свою очередь, ста основанием для разработки этических, правовых и социально-политических воззрений. Итак, природа-человек-общество — этой ло будем следовать и мы.
Просветители отказались от дедуктивно-рационалистического стиля мышления, столь характерного для ХУП в., а значит и от ме осмысления природы. Побывав в 1726—1729 гг. в Англии, Вольтер привез на родину самые передовые идеи самой пе европейской страны — философию Локка и физику Ньюто. Благодаря талантливому перу Вольтера они быстро становятся популярными. Увлечение сенсуализмом Локка было всеобщим, пре эмпирического метода познания казались бесспорными. Следуя эмпирической методологии, французские философы стремились опираться на опыт, естественнонаучный материал, прежде все на физику Ньютона, которая тогда уже потеснила физику Декар. Их воззрения на природу оказываются не метафизическими, а на.
Естествознание той эпохи стало основанием для формирования двух основных концепций природы — деистической и материалисти. Деистом был сам Ньютон, считавший идею Бога совершенно необходимой для объяснения первоисточника движения в природе (Бог дает „первотолчок“ материи), а также происхождения тех зако динамики, которые он открыл (Бог выступает как разумная упо сила). Аргументы Ньютона в пользу существования Бога использовали Вольтер, Кондильяк, Руссо, д’Аламбер, Монтескье и другие последователи деизма. Бог не является для них творцом при, и в этом заключается принципиальное новаторстве! деизма в сравнении с традиционной христианской теологией, материя и Бог -две извечно сосуществующие субстанции. Но если понимать мате как лишенное активности, бездеятельное и инертное вещество (а механика понимает ее именно так), то без идеи нематериальной внешней силы не удастся объяснить даже простейшую форму дви — перемещение в пространстве, а тем более разрешить про' развития.
В доктрине материалистов природа признается единственной субстанцией, вечной и неистребимой. Она не нуждается для своего существования ни в чем внешнем, ни в чем постороннем, поскольку источник движения находится в ней самой. „Мы скажем, что движе — способ существования материи, что материя движется благодаря собственной энергии, что она обязана своим движением внутренне присущей ей силе“. „Но, спросят нас: откуда эта природа получила свое движение? Мы ответим, что из самой себя, ибо она есть великое целое, вне которого ничего не может существовать“. Так Гольбах дает чеканные формулировки главных принципов материализма Нетрудно заметить, что здесь развивается идея Спинозы о природе как причине самой себя. Однако у французских последователей великого голланд мы не встретим свойственного Спинозе противопоставления суб модусам. Для них это одно и то же, поскольку материя реаль существует и познается в виде природах тел. чувственных вещей. Понятия „природа“ и „материальная субстанция“ оказываются тожде, таков натуралистический стиль мышления.
Внутренняя структура материи трактовалась философами в пол соответствии с естествознанием той эпохи, то есть в духе атомизма. Представление о том, что все физические тела состоят из неделимых частиц — атомов и молекул (тогда их предпочитали называть именно молекулами), разделяли такие корифеи науки, как Ньютон и Бейль. Философы, стремившиеся быть натуралистами, считали, что взаимо?! невидимых молекул, находящихся в беспрерывном движе, можно объяснить образование всех наблюдаемых нами вещей. В духе ньютоновского естествознания был осмыслен и внутренний ме движения материи, как мельчайшие частицы, так и тела дви, повинуясь трем законам механики — закону притяжения-оттал (вследствие этого образуются из молекул и распадаются раз тела), закону инерции (сила, позволяющая предметам сохра себя и сопротивляться внешним воздействиям) и закону причин (в природе нет места случайности, все обусловлено естествен причинами, причем одна причина порождает лишь одно следст, и необъятную цепь причинно-следственных связей нельзя разо ни я одном звене, не нарушив целостности и единства природы). Итак, движение порождает, некоторое время сохраняет, а затем раз одну за другой разные части Вселенной. Между тем, количе материи всегда было, есть и будет одним и тем же. Круговорот соединяющихся и распадающихся однородных частиц, не имеющий ни начала, ни конца, ни цели, ни смысла. Работает гигантская машина природы … Довольно унылая, мертвенно-однообразная картина миро. Наиболее последовательным приверженцем механистического материализма был Поль Гольбах, и Гете иронизировал по поводу его книги: „Как же пусто и неприветливо стало у нас на душе от этого пе атеистического полумрака, закрывшего собой землю со все ее образованиями, небо со всеми его звездами. …Мы бы этим удов, если бы автор на. наших глазах построит мир“. В самом деле, каким образом в рамках этой системы можно понять отличие неживой природы от органической, объяснить бесконечное разнообра живых существ, постичь самое загадочное явление универсума -человеческий разум?
Человек в свете натуралистической философии — это всецело природное существо. Что это значит?
Во-первых, имеется в виду естественное происхождение челове рода. Эта идея, противопоставленная библейской идее творения, существовала в двух вариантах. Некоторые философы допускали, что первые люди возникли в результате „комбинирования“ подходя веществ, то есть прямо из неорганической природы. Довольно за выглядят сегодня рассуждения Ламетри о том, как в древней море, покрывавшем первоначально землю, среди зародышей все организмов образовались и „яйца“, из которых год воз солнца вылупились первые человеческие существа. Наряду с механистической гипотезой антропогенеза высказывалась и эволю, согласно которой человек выступал высшей ступенью разви органического мира. Тот же Ламетри заявил, что ему „нисколько не нелепой и не странной кажется мысль о происхождении человека от животных“. Вспомним, что в XVIII в. научные исследования про антропогенеза еще не велись и конкретные знания в этой об совершенно отсутствовали. Гольбах честно признавайся, что „опыт не дает нам возможности решить этот вопрос“. Признаемся, что и сегодня эта проблема освящается лишь на основе гипотез.
Во-вторых, человек как явление природы обладает определенной телесной организацией, а значит — физиологическими потребностями и „физической чувствительностью“ (способностью испытывать удо и страдание). В этом отношении все люди одинаковы и со равны; представление о природном равенстве людей станет для просветителей основанием для требования равных социальных и политических прав. А естественное стремление к удовольствию будет рассматриваться как главная движущая сила человеческого поведения.
В-третьих, в качестве природного явления рассматривается и душа человека. Декарт, как мы помним, полагал, что механическими закономерностями можно объяснить все явления природы, даже жиз животных (это своеобразные машины), все, кроме способности человека мыслить. Поэтому7 он и ввел понятие мыслящей, или духовной, субстанции, которая полностью противоположна суб материальной. Возражая Декарту, врач-философ Ламетри оза одну из своих книг „Человек-машина“, в которой писал, ссы на свою медицинскую практику1, что душа — это лишенный со термин, которым можно пользоваться только для обозначе той части нашего организма, которая мыслит, то есть мозга. Душа в представлении французских философов — это не что иное, как способ человека чувствовать и мыслить, вытекающая из специфическо строения его тела. Стало быть, это не самостоятельная субстанция никогда не делали людей лучшими» (Гельвеции). Просветители счита, что церковь воспитывает трусов, поскольку проповедует послуша, фанатиков поскольку преследует инакомыслие, что она уничтожа разум, поскольку предписывает пастве веру в незыблемые формулы догматики. Борьба против церкви была и борьбой против авторитарного мышления, несовместимого с главным принципом Просвещения «имейте мужество пользоваться своим собственным умом». Столь лее резки суждения о другом «воспитателе» общества — государстве. Рас различные исторические формы деспотических государств (Ассирия, Вавилон, Персия, Римская империя, Османская империя и пр.), философы всегда имели в виду свою Францию, попавшую под иго тирании. Суть деспотического правления повсюду одинакова: судьба общества находится в руках одного человека. Общество оказывается расколотым на бюрократическую верхушку, придворных льстецов, оза только тем, чтобы удержаться на своих местах, и массу бес рабов. Там, где нет слободы, нет места главной гражданской добродетели — стремлению действовать на благо общества. Следствие деспотизма — всеобщее равнодушие к общественному благу. Таковы плоды непросвещенного воспитания.
Так, на сцене появляется миссионер Разума — Просветитель, при улучшить нравы, изменить общественные порядки и сделать людей счастливыми. Создание светской этической теории было не задачей. Религия, против которой так резко выступили фило, заключала в себе священные, богоустановленные и потому не нормы морали. Тогда (как, впрочем, и теперь) подавляющее большинство людей считало, что без веры не может быть и доброде. «Если Бога нет, то все дозволено», — скажет Достоевский. Вот почему Вольтер, Монтескье, Руссо, как и многие другие идеологи Просвещения, полагали, что независимо от того, верно или ложно христианское вероучение, религия нужна обществу для сохранения порядка. Вера в карающего и вознаграждающего Бога заставляет лю воздерживаться от дурных поступков и побуждает к добродетель. Именно это имел в виду Вольтер, когда говорил: «Если бы Бога не было, его следовало бы выдумать». Вера в Высшего Судью несет утешение страждущим и является уздой для властвующих. Эти сооб стали еще одним аргументом в пользу деизма. Атеизм же — привилегии разумных и образованных людей, это мировоззрение не годится для большинства, ибо большинство вовсе не разумно.
Философы-материалисты высказывались за полное отделение «царства морали» от «царства религии», поскольку «они несовместимы и их интересы не могут слиться» (Гольбах). Они хотели развеять расхо представления о том, что атеизм порождает вседозволенность, и до, что общество атеистов может быть нравственным. Проштудиро Библию, Гольбах пришел к выводу, что христианство имеет «две морали». «Первая мораль» — это обязанности человека по отношению к Богу и церкви — искренняя вера, отказ от своей воли и повиновение свя авторитетам, исполнение обрядов и чтение молитв, аскетиче ограничения. «Вторая мораль» — это нравственные императивы, призванные регулировать отношения между людьми, — не убивай, не кради, не лги, не прелюбодействуй, уважай родителей, не притесняй слабого, люби ближнего. Нужно быть безумцем, чтобы не видеть зна этой «второй морали» для совместной жизни людей, для благо общества. Как свидетельствует Библия, жития святых и исто церкви, «вторая мораль» то и дело приносится в жертву «первой». Разве церковь не убивала иноверцев, еретиков, ученых, разве не стреми к обогащению? Почему сам Бог, как видно из Библии, попирает им самим установленные законы? Почему, например, царь Давид, один из героев книги Гольбаха «Галерея святых», который был коварным лже, распутником и душегубцем, почитается как герой веры? Какова общественная польза аскетических подвигов отшельников и монахов? В глазах просветителей «вторая мораль», и только она, является подлин моралью, поскольку добродетель в их представлении — это все, что служит общественному благу и делает людей счастливыми в их единст земной жизни. И она совсем не нуждается в «первой». «Чтобы постичь основы морали, людям нет необходимости ни в богословии, ни в откровении, ни в богах, для этого совершенно достаточно простого здравого смысла», — считал Гельвеции. Здравый смысл — вот предпосылка добродетельного поведения.
Для утверждения добродетели совершенно недостаточно нравст проповедей, высокопарных призывов вроде «любите ближне», «жертвуйте собой ради общего блага». Конечно, всегда были и будут люди, способные к альтруизму и самопожертвованию (напри, герои римской истории Катон и Брут, на которых так .побили ссылаться просветители), но это подвижники-одиночки. Большинство вовсе не таково. Поскольку же речь шла о морали для большинства, необходимо было найти для нее более надежное основание, чем альтруизм или чувство долга. Таким основанием был признан личный интерес. Автором теории личного интереса стал Гельвеции, чья книг «Об уме» была сожжена по решению парижского парламента. Ему не обходимо было разрешить общую для всех этических учений проблему: каким образом может быть согласован интерес индивида с интересом общества. Согласно Гельвецию человек — это эгоист, каждый лю себя и безразличен к другим. Любовь к себе естественна, как есте чувство самосохранения, она проистекает из самой природы человеческого существа: обладая физической чувствительностью, то есть испытывая боль и удовольствие, мы, естественно, стремимся к удо и сторонимся страданий. Себялюбие, которое обычно осу как нечто низкое и отвратительное, в действительности эти нейтральное явление, поскольку это явление природы. Все че поступки и отношения строятся на этом фундаменте, каж стремится к собственному удовольствию, пользе и выгоде, то есть преследует личный интерес. Ради собственного удовольствия мы лю и дружим. Вовсе не бескорыстна и честность, поскольку посту честно и справедливо рассчитывает на уважение окружаю, а уважение дает ему возможность влиять на людей, извлекая из этого выгоды и преимущества. Даже в обществе люди объединяются из-за любви к себе, понимая, что этот союз им выгоден. Здравый смысл подсказывает члену сообщества: целесообразнее поступиться частью своих интересов, чем добиваться своей выгоды любыми сред, лучше ограничить себя в чем-то, чем потерять все. Так здра смысл преобразует грубый эгоизм в эгоизм разумный. Высшей нравственной задачей оказывается не воспитание альтруизма во имя призрачного общего блага, а воспитание разумного эгоизма во имя пользы каждого. Гельвеции становится родоначальником утилитариз, фил
Попытка Гельвеция увязать добродетель с корыстью вызывала негодование Руссо: «Каждый, говорят, содействует общему благу из-за своего интереса. Но откуда же происходит то, что справедливый содействует ему в ущерб себе?… Личным интересом можно объяснить лишь поступки злых… Не из корысти вытекает нравственность, она — результат врожденной любви к другим людям и к справедливости». Дидро иронизировал: сам господин Гельвеции, оставивший доходное место генерального откупщика ради любви к истине и беспокойной жизни опального литератора, служит лучшим опровержением его ути теории морали. Дальше мы увидим, что Кант будет строить свою этику на принципе антиутилитаризма: нравственные по совершаются вопреки личной склонности или расчету, они не имеют никаких внешних мотивов, их единственный мотив — чувство долга. Но это уже совсем другая этика. Просветители же, в более или менее откровенной форме, восприняли идеи личного интереса и ра эгоизма, столь органичные их мировоззрению.
Наиболее действенным средством воспитания общественной доб просветители считали законодательство. «Если законы хоро, то и нравы хороши, если законы дурны, то и нравы дурны». Какие же законы хороши? Те, что «связывают благо отдельных лиц: общим благом, так чтобы гражданин лишен был возможности повредить об, не повредив себе», — считал Дидро. Себялюбие порождает многочисленные пороки, но его можно превратить в добродетели при помощи хитроумного законодательства. Нужны такие законы, испол которых убеждало бы всех, что быть порядочным человеком вы, а быть злодеем — нет. Просвещенный законодатель будет назна такие наказания для преступников и такие поощрения для законо граждан, что всякий разумный человек будет заинтересо в добродетельном поведении. Место верховного нравственного ар, карающего и награждающего Бога, в светской этической док занимает закон. А еще — общественное мнение: презрение и гнев людей, вызывающие тягостное чувство стада и угрызения совести, мо быть весьма действенным наказанием для согрешившего, а одобре и любовь — наградой для праведника. В церковном отпущении гре просветители усматривали большой вред для морали и грана.
На почве философской антропологии строились не только этиче теории, но и вырастали социально-политические идеалы эпохи, проекты наилучшего государственного устройства. Они обретали, раз формы, более или менее радикальные. Большинство про (Вольтер, Дидро, Гольбах, Гельвеции и др.) наилучшей формой государственной правления для Франции считали просвещен абсолютизм, Монтескье был поклонником парламентской монар английского образца, а Руссо — убежденным республиканцем. Не стоит, однако, преувеличивать различия этих проектов, поскольку все они были вариантами либерально-демократических преобразований, все они базировались на теории общественного договора. Теория общественного договора, унаследованная от Гоббса и Локка, именно во Франции приобрела свою классическую завершен. В работе Руссо, которая так и называется «Об общественном договоре», сформулированы ее основные принципы.
Предпосылкой общественного союза является «естественное состояние», в котором каждый индивид автономен, самостоятелен и совершенно свободен; каждый волен сам защищать свои естественные права на жизнь, собственность, свободу.
Поняв преимущества совместной жизни, индивиды заключают договор о взаимных правах и обязанностях, поручая некоему третей судье — государству осуществлять общую волю; отныне госу призвано защищать естественные права гражданина.
Поскольку правительство действует ради общего блага, то ему необходимо подчиняться; если же оно нарушает условия договора, то его следует свергнуть.
Руссо критиковали и высмеивали за то, что он выдумал одиночку «робинзона», живущего в вымышленном «естественном состоянии», история такого не знала, люди, в том числе и первобытные, всегда жи коллективами. Однако и критики Руссо толковали о «человеческой природе» автономного индивида и его естественных правах. Нам важ понять, что под общественным договором подразумевалось не только и не столько реальное историческое событие — переход перво общества к государственной жизни. Речь шла об обществен идеале, о том, каким должно стать разумное общество. В таком случае автономный индивид оказывается не дикарем-одиночкой, а су (?!) личностью, свободным и ответственным гражданином, гото к сознательному участию в политической жизни, а естественные права — гражданскими правами. Первоначальное естественное состоя оказывается схожим с состоянием полного бесправия в условиях деспотизма, а заключение общественного договора — созданием демо государства. В облачении теории общественного дого, таким образом, выступали новые социальные идеалы.
Характер социально-политических проектов зависел от того, к кому была обращена просветительская миссия. Один только Руссо, которого Вольтер называет «философом оборванцев», был последова демократом, полагая, что без просвещенного народа невоз и просвещенное государство. Убежденный республиканец, в трактате «Об общественном договоре» он говорит о «суверенитете народа», о призвании государства выражать «совокупную волю нации». Это означало, что только сам народ (а не его представители) полномо издавать законы, поручая их исполнение выборным магистратам. Народные собрания античного образца представлялись ему наиболее адекватной формой волеизъявления нации. Сознавая практические трудности осуществления плебисцитов и такой большой стране, как Франция, он говорил о некоем «мудром законодателе», который мог бы выносить законопроекты на суд народа (своеобразный аналог «просвещенного монарха»).
Откровенные республиканские симпатии мы встретим и \ других просветителей. Вольтеру, Монтескье, Дидро, Гольбаху, Гельвецию эта государственного устройства представлялась Римская республика, все они с вдохновением писали о свободе, равенстве, гражданственности и любви к отечеству, но все же … склонялись к монархии. Почему? По что республиканский строй может быть реализован только в не по территории странах, потому что монархия — традиционный для Франции и значит более устойчивый институт, наконец, потому что демократия таит в себе разрушительные силы, способные уничтожить свободу. Народ необразован и непросвещен, а просвещение — долгое и трудное дело, к тому же вряд ли когда-нибудь удастся просветить, всех в равной степени. Главным советчиком народа являются его страсти, неис и необузданная горячность. Когда демос, получив свободу, при к власти, он пьянеет от честолюбия и силы, которую не научился применять благоразумно. Свобода перерождается в своеволие, вседозво — в анархию, демос — в охлос. Анархия неизбежно порождает диктатуру, то есть новый деспотизм. Рассуждая таким образом и ссылаясь на исторические примеры, философы как будто предвидели кровавый сце Французской революции 1789—1793 гг. Именно эти резоны питали их надежд}- на гипотетического просвещенного монарха, которому и ад проекты социально-политических реформ. Просвещение «вер» представлялось более реальной задачей, чем просвещение «низов». Французские мыслители впервые поставили проблему «власть-интеллигенция-народ», которая впоследствии будет так актуальна для русской философии.
Просветительский монархизм совершенно нетрадиционен, по в старой форме заключено новое содержание. Если наставниками государя становятся философы, то монарху остается осуществ приготовленные для него законопроекты, он делится своей вла с мудрецами-законодателями, утрачивая свои самодержавные прерогативы. Кроме того, монарх связан с народом условиями обще договора и обязан соблюдать его под страхом ниспровер (здесь заключается принципиальное отличие французской вер договорной теории от концепции Гоббса). О праве народа на свержение тиранов говорил не только радикал Руссо, но и умеренный монархист Вольтер: достаточно обратиться к его трагедиям «Брут», «Смерть Цезаря», «Агафокл». У Монтескье, ориентировавшегося на социальную философию Локка и политический опыт Англии, монарху отводилась исполнительная власть, а законодательная — двухпалатно парламенту, представляющему интересы аристократии и третьего сословия
Интересны попытки просветителей действовать в соответствии со своими убеждениями. Неугомонный Вольтер, называя Фридриха II «Соломоном Севера», а Екатерину II — «Северной Семирамидой», пы побудить их к либеральным реформам. Поучительны и резуль. Дидро после полугодового общения с Екатериной II в Петербур пришел 1С выводу, что русская императрица, желая казаться про правительницей, в действительности является деспотом.
С началом революции идеи просветителей превращаются в лозун политической борьбы и чеканные формулы «Декларации прав чело и гражданина»: «Люди рождаются и остаются равными в правах»; «Люди имеют право на собственность, безопасность и сопротивление угнетению»; «Частная жизнь личности неприкосновенна»… По мере того как в революционном правительстве фельяны уступали место жирондистам, а жирондисты — якобинцам, общественное сознание стре «левело». В 1789 г. народ приветствовал монарха возгласами «Да здравствует король!» Оппозиция обращалась к королю в надежде на просвещенные реформы, которые примирили бы интересы сосло. В 1793 г. тот же народ приветствовал казнь короля криками «Да здравствует республика!» Кумиром оппозиции становится Руссо, его книги цитируют лидеры якобинцев, его прах переносится в Пантеон. Стихия революции успокаивается в конце концов в гавани конституци монархии. Республиканские идеалы оживут только в следующем столетии. Таким образом, революционная идеология востребовала все варианты социально-политической философии Просвещения.
Ориентируясь на английские прототипы, французская социаль мысль оказалась оригинальной по крайней мере в одном сущест отношении. Обращаясь к разнообразным проблемам, она на и неуклонно напоминает нам: общественная система, прино личность в жертву социуму, неразумна, безнравственна и не. Сам общественный договор — это не цель, а средство, которое позволяет оградить частную жизнь гражданина от произвола власти. Государство существует ради человека, а не наоборот. На страницах просветительских сочинений рождалась идея суверенной личности. Это личность, имеющая мужество пользоваться своим соб умом, склонная руководствоваться здравым смыслом, гото защищать свои интересы, свободно распоряжающаяся своей соб и плодами своего труда, сознающая свои права и обязан. Многие идеи Просвещения представляют сегодня уже только исторический интерес, но не эта. Идеал суверенной личности, ставший главной ценностью европейской цивилизации, не утратил и. вероятно, никогда не утратит своей привлекательности.
